*Бумага, обсыпанная рисовой мукой, ускользает из моих ладоней, ласкает кончики пальцев своей гладкостью и лёгкостью.
Вся посуда, что разбивалась в твоих руках, была куплена мной и очень мне нравилась. Я не понимаю, как фарфоровый сервиз остался цел. Мы пьём чай из тончайших лодочек-пиал, на которых гордо сияет «сделано в Китае». Мой любимый сервиз. Твои губы на кромке пиалы. Наши пальцы на фарфоре. Вкус чая на языках…
Через открытое окно ветер приносит утро и шум. Солнце стремительно восходит в Поднебесной. Я чувствую себя частью этого огромного мира. Я вязну в земле рисовых полей, собираю чайные листочки на плато, спешу на работу в многочисленной толпе, сплю стоя в переполненном вагоне метро, пишу тебе письма, и мои руки в чернильных пятнышках скользят по гладкой бумаге. Но каждое утро я просыпаюсь, чтобы вспоминать, как мы заваривали чай, встречали солнце и уговаривали друг друга нырнуть сегодня с Великой стены в море.
Я дожидаюсь твоего возвращения в Китай…*
Вся посуда, что разбивалась в твоих руках, была куплена мной и очень мне нравилась. Я не понимаю, как фарфоровый сервиз остался цел. Мы пьём чай из тончайших лодочек-пиал, на которых гордо сияет «сделано в Китае». Мой любимый сервиз. Твои губы на кромке пиалы. Наши пальцы на фарфоре. Вкус чая на языках…
Через открытое окно ветер приносит утро и шум. Солнце стремительно восходит в Поднебесной. Я чувствую себя частью этого огромного мира. Я вязну в земле рисовых полей, собираю чайные листочки на плато, спешу на работу в многочисленной толпе, сплю стоя в переполненном вагоне метро, пишу тебе письма, и мои руки в чернильных пятнышках скользят по гладкой бумаге. Но каждое утро я просыпаюсь, чтобы вспоминать, как мы заваривали чай, встречали солнце и уговаривали друг друга нырнуть сегодня с Великой стены в море.
Я дожидаюсь твоего возвращения в Китай…*
